Мэрия Москвы в очередной раз отказала гей-активистам в проведении мероприятия 27 мая, в день годовщины отмены в России уголовной статьи за гомосексуализм. На этот раз в центре Москвы планировалось провести «Марш бородатых женщин и мужчин имени Кончиты Вурст».

Один из лидеров столичного гей-движения Николай Алексеев заявил, что решение властей будет обжаловано в экстренном порядке — он планирует получить судебный вердикт до того дня, на который запланировано проведение акции.
Защитники прав сексуальных меньшинств, напомним, уже восемь лет подряд обращаются в столичную мэрию с просьбой разрешить им проведение публичного мероприятия в конце мая, однако всякий раз получают более или менее мотивированный отказ. На этот раз гей-активисты планировали связать свое мероприятие с прошедшим недавно конкурсом Евровидение. На нем победила Кончита Вурст — это сценический образ 25-летнего австрийского музыканта Тома Нойвирта. Исполнитель считает, что образ «бородатой женщины» является символом толерантности по отношению к людям, придерживающимся нетрадиционной сексуальной ориентации.
В том, что мэрия в очередной раз откажет гей-активистам в проведении шествия, в принципе, мало кто сомневался. Несмотря на то, что российская конституция и федеральные законы разрешают гражданам мирно и без оружия «проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование», исполнительная власть достаточно жестко контролирует это право и далеко не всегда дает его реализовать.
Хорошо известно, что если люди хотят выйти на митинг — то они выйдут, будет дано разрешение муниципальными властями или нет. В этой ситуации две стороны затянувшегося конфликта — гей-активисты и мэрия — всякий раз вынуждены идти на обострение под давлением внешних обстоятельств и обе стороны, так или иначе, можно понять.
Гей-активисты пытаются реализовать свое закрепленное Конституцией право на мирную демонстрацию. Если вместо жетского отстаивания своих позиций будет движение к какому-либо компромиссу, то, боятся они, в конечном счете государство может отнять у геев те свободы, что у них есть сейчас — например, вернуть в Уголовный кодекс статью за мужеложество.
Городская администрация — и неважно кто стоит в ее главе, Юрий Лужков или Сергей Собянин — старается всеми силами сохранить статус-кво. Как показывает практика, именно статус-кво выгоден наибольшему числу заинтересованных сил, а его нарушение у кого-нибудь, да вызовет возмущение. Если запрещением гей-акций недовольны сами гей-активисты и некоторые правозащитники, работа с которыми за многие годы взаимодействия вполне отлажена, то проведение гей-парада или хотя бы демонстрации в защиту прав сексуальных меньшинств будет раздражать определенный слой населения, причем заранее очень сложно предсказать, какой именно.
Как ни странно, ближайшая аналогия запрету демонстрации геев — не акции «Стратегии 31», а покоящееся на Красной площади тело Владимира Ульянова-Ленина.
Сегодня сложно найти крупного государственного деятеля или политика, который смог бы вразумительно объяснить, зачем на центральной площади страны хранить мумию человека, деятельность которого вряд ли когда-нибудь будут характеризовать как «однозначно положительная». Единственная причина, почему Мавзолей Ленина все еще работает так же, как 10, 20 и 50 лет назад - кто то должен принять политическое решение о захоронении. Но и, соответственно, ответить за него перед всеми, кто будет недоволен.
Но если наличие кладбища на главной площади страны хоть и выглядит несколько странным, но все же ничьих прав не ущемляет, то запрет на проведение акций в защиту геев и лесбиянок в некотором смысле противоречит Конституции и ограничивает права некоторых граждан России, так что эту проблему придется как-то решать.

Директор института прав человека Валентин Гефтер считает, что основной вопрос стоит поставить так: «Имеет ли смысл защищать свое право на свободу собраний в явочном порядке?», то есть - приходя на несогласованные акции и рискуя здоровьем и свободой. Альтернатива — пытаться доказать свою правоту в суде, в том числе в Страсбургском.
«Я никак не могу понять, почему второй путь мало пробуется по сравнению с первым. Я понимаю, когда это делает Лимонов. Ему это претит - участие в санкционированных акциях, он сторонник прямого действия. Мне кажется, большинство групп должны идти вторым путем. Есть прецеденты, есть выигрыши в Европейском суде по правам человека. Мне кажется, надо пробовать идти по этому пути больше, чем настаивать на уличном подтверждении своих прав. Не потому, что это плохо, это нормально. Но просто это, к сожалению, раздражает большую часть населения и не приводит к результатам», — сказал Валентин Гефтер в разговоре с «Полит.ру». «Мне кажется, нам не хватает правовых инструментов, и других публичных форм, но не такого вот порядка как "доказать свое право ногами"», — считает он.

Другой вопрос — стоит ли вставать на защиту гей-активистов простым гражданам, чьи права на свободу собраний также ущемляются. Главный редактор сайта «Спутник и Погром» Егор Просвирнин уверен, что к вопросу о праве геев на демонстрации стоит вернуться только после того, как аналогичное право будет возвращено остальным гражданам «с предельно скучной сексуальной ориентацией». «У нас в стране ликвидирована свобода собраний, 31 статья Конституции, гарантирующая право собираться свободно и без оружия, отправлена туда же, где покоятся и все остальные статьи нашей Конституции (я подозреваю, что это где-то в районе Ада). Уже из Севастополя приходят видео, на которых сами обычные наши граждане, не геи и не злодеи, по украинской привычке пытаются провести митинг, а их винтят по привычке, уже московской, и они с трудом понимают, за что их забирают в милицию», — заявил Просвирнин «Полит.ру».
«На Западе все гей-парады пошли только после того, как основная масса населения получила базовые демократические права и свободы. У нас же свободу отбирают у граждан, требующих предельной скучных вещей вроде наказания очередных многонациональных убийц. Мы скоро за хлебом будем по справке от коменданта выходить, с конвоем из овчарок. Поэтому к волнующему 5% населения вопросу о гей-параде я предлагаю вернуться после того, как право на свободу собраний будет восстановлено для оставшихся 95% населения, и пророссийские активисты в Крыму перестанут удивляться, почему их вертит российская милиция», — сказал Просвирнин.

Историк восточного христианства Алексей Муравьев придерживается следующей точки зрения: «Есть общества, в которых, скажем так, пространство между личностями, пространство между индивидуумами достаточно большое, и границы личной свободы построены достаточно публично. Это западное общество, западного типа. Есть общества восточного типа, в которых границы этой практически нет. Грубо говоря, такое общество представляет собой большой организм. Под восточным я имею в виду, прежде всего, Дальний восток, в меньшей степени Ближний.
В обществах первого типа массовые шествия, действия имеют смысл ровно потому, что эти манифестации, марши как-то сбивают людей, разделенных на сегменты. То есть атомизированное общество нуждается в таких маршах. И поэтому, естественно, в них уважают и свободу личности, и свободу собраний. Наше общество - промежуточного типа, в том смысле, что у нас атомизация в целом достаточно сильная, но на уровне общественного самосознания люди представляют себе общество как некий единый организм, единую общину и так далее. Поэтому, скажем, женщины могут молодым матерям давать наставления без всякой их на то просьбы и так далее.
Вот, представьте, почему нет гей-парадов в Китае или в Японии? Потому, что там общество спаяно совокупно. А почему они есть на Западе? Потому, что там общество разделено на сегменты. И вот этот сегмент очень небольшой, маргинальный. Он пытается заявить о себе для того, чтобы протестировать, манифестировать, если угодно, степень общественной свободы. У нас это не проходит по одной простой причине, потому что, хотя, как и я сказал, фактически общество атомизировано, и люди представляют собой отдельные кирпичики, сегменты, на уровне самосознания люди ведут себя примерно так, как ведут себя китайцы. То есть, если люди выходят на улицы с лозунгами, которых я не разделяю, то это затрагивает меня лично, я выхожу и я должен быть против этого или за это и так далее. Вот примерно так я вижу проблему».